Из автобиографических заметок Эйнштейна

[yigal_s]

В возрасте 12—16 лет я ознакомил-
ся с элементами математики, включая основы дифференциального и ин-
тегрального исчислений. При этом, на мое счастье, мне попались книги,
в которых обращалось не слишком много внимания на логическую стро-
гость, зато хорошо была выделена везде главная мысль. Все это занятие
было поистине увлекательно; в нем были взлеты, по силе впечатления не
уступавшие «чуду» элементарной геометрии,— основная идея аналитичес-
кой геометрии, бесконечные ряды, понятие дифференциала и интеграла.
Мне посчастливилось также получить понятие о главнейших результатах
и методах естественных наук по очень хорошему популярному изданию, в
котором изложение почти везде ограничивалось качественной стороной

-

вопроса (бернштейновские естественнонаучные книги для народа — труд
в 5—6 томов); книги эти я читал, не переводя дыхания. К тому времени,
когда я в возрасте 17 лет поступил в Цюрихский политехникум в качестве
студента по физике и математике, я уже был немного знаком и с теорети-
ческой физикой.

Там у меня были прекрасные преподаватели (например, Гурвиц, Мин-
ковский), так что, собственно говоря, я мог бы получить солидное матема-
тическое образование. Я же большую часть времени работал в физической
лаборатории, увлеченный непосредственным соприкосновением с опытом.
Остальное время я использовал главным образом для того, чтобы дома изу-
чать труды Кирхгофа, Гельмгольца, Герца и т. д. Причиной того, что я
до некоторой степени пренебрегал математикой, было не только преоб-
ладание естественнонаучных интересов над интересами математическими,
но и следующее своеобразное чувство. Я видел, что математика делится на
множество специальных областей и каждая из них может занять всю от-
пущенную нам короткую жизнь. И я увидел себя в положении буриданова
осла, который не может решить, какую же ему взять охапку сена. Дело
было, очевидно, в том, что моя интуиция в области математики была
недостаточно сильна, чтобы уверенно отличить основное и важное от ос-
тальной учености, без которой еще можно обойтись. Кроме того, и интерес
к исследованию природы, несомненно, был сильнее; мне как студенту не
было еще ясно, что доступ к более глубоким принципиальным проблемам
в физике требует тончайших математических методов. Это стало мне выяс-
няться лишь постепенно, после многих лет самостоятельной научной рабо-
ты. Конечно, и физика была разделена на специальные области, и каждая
из них могла поглотить короткую трудовую жизнь, так и не удовлетворив
жажды более глубокого познания. Огромное количество недостаточно увя-
занных эмпирически фактов действовало и здесь подавляюще. Но здесь
я скоро научился выискивать то, что может повести в глубину, и отбрасы-
вать все остальное, все то, что перегружает ум и отвлекает от существен-
ного. Тут была, однако, та загвоздка, что для экзамена нужно было на-
пихивать в себя — хочешь не хочешь — всю эту премудрость. Такое при-
нуждение настолько меня запугивало, что целый год после сдачи оконча-
тельного экзамена всякое размышление о научных проблемах было для
меня отравлено. При этом я должен сказать, что мы в Швейцарии страдали
от того принуждения, удушающего настоящую научную работу, значи-
тельно меньше, чем страдают студенты во многих других местах. Было
всего два экзамена; в остальном можно было делать более или менее то, что
хочешь. Особенно хорошо было тому, у кого, как у меня, был друг, акку-
ратно посещавший все лекции и добросовестно обрабатывавший их содержа-
ние. Это давало свободу в выборе занятия вплоть до нескольких месяцев
перед экзаменом, свободу, которой я широко пользовался; связанную же

с ней нечистую совесть я принимал как неизбежное, притом значительно
меньшее, зло. В сущности, почти чудо, что современные методы обучения
еще не совсем удушили святую любознательность, ибо это нежное рас-
теньице требует наряду с поощрением прежде всего свободы — без нее
оно неизбежно погибает. Большая ошибка думать, что чувство долга и
принуждение могут способствовать находить радость в том, чтобы смотреть
и искать. Мне кажется, что даже здоровое хищное животное потеряло
бы жадность к еде, если бы удалось с помощью бича заставить его непре-
рывно есть, даже когда оно неголодно, и особенно если принудительно
предлагаемая еда не им выбрана.

1949г.

А вот, что написано в "Автобиорграфических набросках" в 1955г. о том же периоде:

1896—1900 гг.— обучение на отделении преподавателей специальных
дисциплин швейцарского политехникума. Вскоре я заметил, что доволь-
ствуюсь ролью посредственного студента. Для того чтобы быть хорошим
студентом, нужно обладать легкостью восприятия; готовностью сконцен-
трировать свои силы на всем том, что читается на лекции; любовью к по-
рядку, чтобы записывать и затем добросовестно обрабатывать препод-
носимое на лекциях. Всех этих качеств мне основательно недоставало,
как я с сожалением установил. Так постепенно я научился ладить с не
совсем чистой совестью и организовывать свое ученье так, как это соот-
ветствовало моему интеллектуальному желудку и моим интересам. Не-
которые лекции я слушал с большим интересом. Но обыкновенно я много
«прогуливал» и со священным рвением штудировал дома корифеев теоре-
тической физики. Само по себе это было хорошо и служило также тому,
что нечистая совесть так действенно успокоилась, что душевное равнове-
сие не нарушалось сколько-нибудь заметно. Это широкое самостоятельное
обучение было простым продолжением более ранней привычки; в нем
принимала участие сербская студентка Милева Марич, которая позднее
стала моей женой. Однако в физической лаборатории профессора Г. Ф.
Вебера я работал со рвением и страстью. Захватывали меня также лек-
ции профессора Гейзера по дифференциальной геометрии, которые были
настоящими шедеврами педагогического искусства и очень помогли мне
позднее в борьбе, развернувшейся вокруг общей теории относительности.
Но высшая математика еще мало интересовала меня в студенческие годы.
Мне ошибочно казалось, что это настолько разветвленная область, что
можно легко растратить всю свою энергию в далекой провинции. К тому
же по своей наивности я считал, что для физики достаточно твердо ус-
воить элементарные математические понятия и иметь их готовыми для
применения, а остальное состоит в бесполезных для физики тонкостях,—
заблуждение, которое только позднее я с сожалением осознал. У меня,
очевидно, не хватало математических способностей, чтобы отличить цен-
тральное и фундаментальное от периферийного и не принципиально важ-
ного.